Стихи и проза Интересы Гитара Soul'z Dark

На Главную
О Себе
Гостевая Книга
Архив
Чат
Мои Баннеры
Проза:
Елена Юрьевна

Я верю. Сон.

Во имя Иисуса я покоряюсь Богу
и противостою духу страха.
Поэтому он убегает от меня.

Послание Иакова 4:7

   Сначала была Тьма, густая как смола дерева.
   Потом - Свет, такой белый, медленный и плотный, что он стал круглой мраморной площадкой, на которой лежала тонкая пыль - древняя, как сам Свет.
   Лучи невидимых софитов выхватили из Тьмы ступени, ведущие к мраморному кругу. На краю площадки стоял Он.
   Играли вальс, состоящий из одной ноты при переменной гармонии, и я слушала Гениальную простоту, ощущая достоинство истинного искусства.
   Круг начал медленно вращаться, и я осознала, что танцую с Ним, всей поверхностью ладоней, лежащих, на Его плечах, ощущая тепло молодого, хорошо сложенного тела. Он внимательно смотрел мне в лицо, словно оценивая собственное творение, мне же Его черты видеть было не дано. Пальцы путались в длинных прядях седых волос, покровом лежащих, на его плечах.
   Неожиданно я потеряла равновесие, и мне показалось, что я падаю спиной на ступени. Отчетливо представив, что случится, если Падение произойдет, я задохнулась от панически невыразимого животного страха. Но Он легко, играючи, в последнюю долю секунды протянул мне руку и вернул мне прежнее положение, и Страх сменился Покоем, дав счастье необыкновенной легкости сердца. Это повторялось снова и снова, и тут я поняла смысл Танца.
   Вальс приносил запретное, мучительное наслаждение, познать которое можно лишь один раз. Мраморный круг вертелся все быстрее, музыка звучала громче, заполняя онемевший ум, а Его движения становились все более размеренными и плавными. Я почти теряла рассудок от понимания цикличности происходящего и своей полной беспомощности. Всей спиной чувствуя первобытный холод, исходящий от Тьмы, я знала, что Спасение мое - только в Его милости.
   Падение не произойдет. Я верю. И все-таки, каждый раз испытываю тот самый панический животный ужас, когда душа моя теряет равновесие.

<<Наверх>>

Урок здоровой романтики.

   Он позвонил мне осенъю.после долгого перерыва.в один из последних ярких солнечных дней.и вместо приветствия безапелляционно заявил: " Собирайся живо, я буду у тебя через 15 минут - мы едем в поля ",- после чего бросил трубку. И мое: "Куда мы едем ?!"- повисло в воздухе. Шокированная такой бесцеремонностью, я не успела возмутиться.
   Когда я вышла, он уже ждал, причем светлая когда-то машина была так грязна, как будто только что участвовала в гонках на выживание.
   Мне нравился процесс этих поездок "в никуда", "поля" могли означать что угодно, - а неизвестность интриговала.
   На этот раз он действительно отвез меня в поле. Огромное, с еще не совсем пожелтевшей травой, оно заканчивалось далеко-далеко, около неба, и будило ощущение первобытной свободы. Пока он открывал бутылку вина, я расстелила под деревом куртку, села и вдруг поняла, что в траве вокруг меня бурлит активная жизнь.
   Я никогда не видела такого безумного количества божьих коровок. Они были везде - десятки, сотни, - мечтательные, красивые и сонные. Отяжеленные красными виниловыми одеждами, они грузно пикировали, путались в волосах, сыпались с низких веток вместе с ярко- желтыми листьями, заползали в горлышко бутылки и тонули в красном вине.
   Солнце гудело в небесах, которые были такого вызывающего синего цвета, что казались бутафорскими и аляповато нарисованными- такое бывает в фильмах-сказках для детей младшего школьного возраста.
   Мы вели странную, бессвязную беседу о смысле жизни, немецкой философии, музыке Шнитке и раннем творчестве Набокова. Разглядывая тонкую травинку, похожую на ветку красной облепихи из-за сидящих на ней божьих коровок, я рассеянно слушала моего бесцеремонного собеседника, державшего бутылку вина как скипетр и лениво ей жестикулировавшего.
   Меня внезапно захлестнуло подлинное чувство беззаботного, детского счастья. Шаловливый ветер пробирался сквозь нарядный день. Закинув голосу, которая кружилась от нарастающей легкости, и, глядя в бесконечно синее осеннее небо, я думала о том, что отдала бы сейчас большую часть жизни за дар летать.
   А потом он учил меня слушать тишину и, глядя на заходягцее солнце,- гармонично молчать, легко понимая друг друга и не обременяя пустословием, и мое частое : "Ну, поговори же со мной... "- вдруг стало ненужным и смешным. Мы разожгли березовый костер и глядя на волшебство пламени, чувствовали себя язычниками.
   А тонкая белая кожа березы медленно старела. Костер полыхал алой страстью, обволакивая ветви яркими прядями нерасчесанных волос, медленно губя. Став бархатно-серой и потрескавшись, она была похожа на измученную зноем почву. Старуха,- злобно шипели угли, - старуха...
   И я поняла, что это не просто грамотно разожженное пламя, а история сумасшедшей любви Познав удобство тела и ума, свободного от механических цивилизованных мыслей, я вдруг ощутила здоровую усталость и поняла, что пора домой. Обратно мы ехали молча, изредка перекидываясь короткими фразами, и были счастливы своеобразным раздельным образом. Город, сложный и запутанный собственными похожими улицами, соблазнительно и призывно подмигивал огнями.

<<Наверх>>

Семейный праздник.

   Медленно - медленно падал снег, тихий и естественный. В сказочную звенящую тишину бесшумно уходил Дед Мороз. Ему было что-то около шестидесяти, грязный пиджак заменил верхнюю одежду, а седую голову украшала нелепая спортивная шапочка - петушок. Он сделал мне сумасшедше дорогой подарок, отдав все, что у него было. А взамен попросил только пожелать ему удачи, удачи, чтобы не умереть от одиночества и не замерзнуть под забором в эту волшебную новогоднюю ночь.
   В грязном автобусе было пусто и холодно, как в дурном сне. 31 декабря в 10 часов вечера люди предпочитают сидеть дома, в кругу семьи и телевизора, и радоваться новогодним салатам. В это время общественным транспортом пользуются, за редким исключением, только алкаши, бомжи и студенты.
   Я сидела в углу и старалась смотреть в окно, пытаясь не обращать внимание на мучительно блюющего в центре автобуса гражданина. А за окном в неторопливом причудливом вальсе кружился снег, давая ощущение игрушечного стеклянного шара с белыми хлопьями, взлетающими вверх, как только его встряхнешь.
   Меня же встряхнул чей-то пристальный взгляд. На другом конце автобуса сидел пожилой бомж кавказской национальности и без всякого стеснения меня разглядывал. Я давно уже перестала краснеть и смущаться под чужими взглядами - они просто стали раздражать. Но чувство раздражения в один момент перешло в удивление, когда я, присмотревшись, обнаружила, что бомжи нынче носят лица грузинских князей времен Саакадзе.
   Ну вот, его остановка, встал - значит сейчас выйдет. Вместо того, чтобы выйти в свою дверь, он подошел ко мне.
- Я благодарен Богу за то, что он создает таких красивых женщин,- сердечно и трогательно сказал он.
- Я искрене желаю тебе, девочка, чтобы на твоем пути встретился достойный мужчина, и чтобы в течении всей жизни ты радовалась достатку в своем доме.
   Тут я почувствовала, как предательски задрожали онемевшие губы, и поняла, что сейчас разревусь.
   У тебя есть здоровье, девочка, у меня оно тоже есть, мне просто нужно, чтобы ты сейчас пожелала мне удачи.
   Горло у меня перехватило так, что слово "удачи" я смогла только прошептать. Он прочитал его по тщательно накрашенным губам, улыбнулся, кивнул головой и вышел. На ступеньках автобуса бравадно вскинул кулак к небу, как часто делают подростки, и шагнул в по-зимнему напряженную ночь, оставив со мной удивительно острое чувство вины пополам со стыдом - за то, что меня ждут и любят, волнуются и помнят.
   Медленно - медленно падал снег, тихий и естественный.

<<Наверх>>

Осенняя сказка.

-Ты должен сделать любовь из равнодушия,
потому что больше ее сделать не из чего.

   Смотри, не влюбись,- говорил Ветер Кошке, нежно проводя по ее черной блестящей шерстке. Не влюбись,- заботливо предупреждал он, целуя ее мягкие лапки. Он был учеником Понтия Пилата и любил умывать руки.
   Кошке же Ветер безумно нравился - очень уж он был неуловим и непонятен. А еще ей казалось, что он красив как языческий бог. Как бы там ни было, она, конечно, влюбилась.
   Вечерами Кошка сворачивалась нежным клубком на его коленях и, лениво щурясь на заходящее солнце, готовое изъять весь свет, слушала страхи.
   А страхову Ветра было множество, и все они были похожи на жутковатые сказки. Ветер говорил о предательстве и одиночестве, об обмане и боли. От всех этих историй веяло холодом, и тогда Кошка замерзала. Зябко поеживаясь , думала о том, что Ветру давно пора забыть все ужасы и открыть свое сердце, отпустив отбывавшую там срок беду. Но она была женщиной, а он настойчиво старался не слушать женщин.
   Ему нравилось ее общество в большинстве своем потому, что оно ни к чему не обязывало - она не переносила ни своих, ни чужих обязательств,- а еще потому, что кто-то должен был разбавлять его собственное одиночество.
   А одинок он был необычайно - может из-за того, что очень уж много думал о своей исключительности и самодостаточности, а может из-за того, что был слишком слаб, чтобы бороться со своими страхами.
   Иногда Кошка очень злилась, отчетливо понимая, что ему все равно что гладить - ее или осенние листья. Но она была очень упряма и избалована, и, наверное, поэтому позволяла Ветру унижать себя равнодушием - это вносило определенную долю экзотики в ее ленивую жизнь. А еще Кошка была с ним, потому что ей хотелось души Ветра - подстрекаемая своим тщеславием, она мечтала однажды юркой ящерицей заползти в его сердце.
   Однажды, когда они в очередной раз вместе проводили огромный диск красного солнца, глупая Кошка проговорилась Ветру о своих чувствах,- она страшно не любила прощаться, и решила, что нужно сказать что-нибудь сущностное, чтобы он остался.
   Но Ветер, молча выслушав, холодно и механически выдохнул простую фразу, разом разрушившую ее хитрый план как карточный домик:
   Я не люблю тебя.
   Да и ни к чему все это, не ужиться тонкой тени с осенним ветром.
   Ну, конечно же, она и подумать не могла о том, что кто-то может не полюбить ее, если она того пожелает.
   А Ветер, глядя в ее широко отрытые от горестного удивления глаза, еще долго цинично рассуждал о несправедливом законе жизни, о том, что всегда когда одному больно, другому все равно, и что это в порядке вещей, о том, что даже самая сильная боль еще никого не научила ценить чужие чувства... Но Кошка уже не слушала его.
   Как же это просто и одновременно чудовищно жестоко,- думала она, в последний раз замерзая в сером свете его прозрачных глаз.
   И бесшумно ушла, осторожно ступая по бурым опавшим листьям, оставляя Ветер наедине со своими страхами и скучным туманом. Она была ему благодарна за то, что он научил ее прощаться. Пронзаться и ничего не ждать.

Елена Юрьевна. E-Mail: Phoby@Narod.Ru

Стихи:
- Виктория В. А.

Проза:
- Елена Юрьевна

- Виктория В. А.
- Виктор (Coder)




Hosted by uCoz